Биография
Геннадий Геннадиевич Проваторов родился в 1957 году в семье дирижера Г.П. Проваторова. В 1976-м окончил Московскую среднюю художественную школу (МСХШ) в мастерской заслуженного деятеля искусств Н.И. Андрияки. Отслужив в армии, окончил Московское высшее художественно-промышленное училище (бывшая Строгановка), мастерская Г.М. Коржева, отделение монументальной живописи. Член Союза художников с 1992 года, неоднократно участвовал в союзных, республиканских и областных выставках. С 1990-х годов основная тема работ — жизнь и смерть российской деревни. Переселяется в деревню Селезёнкино Нелидовского района Тверской области, где в лучших традициях русского реализма создает два программных цикла работ — «Старые дома» и «Одинокие». В доме-мастерской организует Музей деревни, экспозиция которого — художественно-документальная история угасания трёх ближних селений. Погиб в феврале 2012 года.
Вера Александровна Меньшенина, институтская подруга матери Геннадия
Гена, Геночка… Он очень любил природу. Мы с ним часто ходили в лес, Гена радовался и пел во весь голос любимые пионерские песни. Творческая натура: он с удовольствием занимался танцами, музыкой, рисованием.
На его пятилетие я подарила костюмчик с длинными брюками, как у взрослого. Но к моему изумлению Гена возмутился: «Это костюм, а где подарок?!» Я растерянно спросила: «А что, по-твоему, подарок?» — «Ну… это, например, альбом для марок или краски».
В детстве большим ударом для Гены был уход из семьи отца, которого он очень любил. Мать пыталась сохранить семью, звонила отцу и давала трубку Гене, чтобы они поговорили. Гена спрашивал: «Папа, когда ты приедешь?». А отец бросал трубку. Испытав такую боль в детстве, я думаю, он никогда никого не предал.
Он стал хорошим художником, помню, на меня произвела большое впечатление картина, где был изображен бегущий мальчик, какой-то потерянный, надломленный. Гена смог выразить такое, что у меня покатились слезы.
Его трагическая гибель была ошеломляющим несчастьем. И все, чем я могла ему помочь: пошла в Храм Святого Мученика Уара (он имеет благодать избавлять от муки не сподобившихся святого крещения) и подала записку о его упокоении. Пусть Господь упокоит душу усопшего раба Геннадия, «подаст ему прощение и велию милость».
Художник Геннадий Проваторов о преподавателях МСХШ
Тридцать лет прошло, как мы окончили нашу родную школу. И нет уже тех родных, строгих и добрых, всё знающих и понимающих, ставивших нас на крыло учителей. Но в памяти остались их наставления, тот фундамент, та скала, на которой можно что-то выстроить. Быть учеником — счастье. И я им остаюсь, с каждым годом одновременно ощущая все большую свою беспомощность перед матушкой-материей, но всегда на помощь приходят наши учителя.
Что такое «главное пятно», это трудно объяснить, но чувствовать его на холсте научил меня Николай Иванович Андрияка. Курс наш уже заканчивал постановку — натюрморт. Казалось, я уже все прописал: гипс, сосуды, драпировки, но натюрморт разваливался. Чувствуя мою нервозность, ко мне подошел Николай Иванович и ободряюще сказал: «Ну что же, все хорошо, только вот здесь надо подправить». И указал место на холсте. Увидев мой непонимающий взгляд, в мгновение нанес несколько точных, мощных мазков. Грубо, как мне показалось, но когда отошел от холста, увидел — натюрморт засветился, стал собранным, законченным. Так впервые я почувствовал, что вносит в работу «главное пятно» (а чувствовать — главное в нашей профессии). Передавать свои ощущения материи, музыки, запахи, состояния души и природы, работать на чувстве — на этот путь направлял нас Н.И. Андрияка. Но главное, что мы усвоили, это любовь к натуре, природе, своей Родине. Эта любовь была в них самих и вошла в наши души, в кровь и плоть.
Очень интересно было учиться у Н.И. Дрегалина, объяснял он просто и доходчиво: «Представь себе, что ты маленькая букашка, и ползешь по этой голове. Вот прополз по щеке, а впереди гора носа, преодолел ее, оказался в тени, в поисках света сполз вниз и обнаружил две пещеры». Этот подход к форме так поразил меня, что остался на всю жизнь.
С большим уважением вспоминаю А.М. Михайлова, преподававшего акварельный курс. Будучи членом СХ СССР он часто приносил нам разные сорта бумаги. Работали мы, в основном, на промокашке, а увидев французский торшон, немецкий ватман или наш Гознак, я испытывал особенный трепет, хотелось написать что-то особенное.
Много позже я понял, насколько точно продумана методология преподавания в нашей школе, и сколько сил и любви впитали мы от наших учителей — заряд энергии, который многим из нас помогает творчески работать и по сей день.
Андрей Черкасов, однокашник, уникальный мастер фарфоровой миниатюры
Геннадий Проваторов, Геша.. Недавно Гриша Родионов обронил — чтобы так писать, надо прожить его жизнь. Я сначала отнес это насчет недюжинного живописного таланта, он выделялся мастерством еще в МСХШ. Но теперь думаю о Селезёнкино, о 15 годах отшельничества. Он уже много сделал, но даже нам, одноклассникам, был мало известен. Все мы разлетелись после школы, но потом находили друг друга в интернете, в соцсетях, а Гешка компом не владел. Или не хотел…
Купленный в 90-х ветхий скит на Тверской земле стал главной и единственной темой Гешкиной жизни и его живописного дневника. День за днем, страница за страницей, в этом всё дело — в исключительной обособленности. Когда не перед кем «выделываться». Никого просто нет. Есть река, есть сруб, шкаф, печь, горшок… Есть только то, что есть. Это малое и есть единственная тема. Ничто не придумано, ни в чём не наврано. Этого нельзя придумать, потому, что сначала это надо прожить.
Вот он и прожил. Что-то ведь заставило перебраться из откормленной столицы в замордованную провинцию; добираться до своих истоков через вековой тлен и великую ложь; отдать труд и талант, пытаясь сохранить хотя бы тень бывшей жизни, чтобы предъявить пронзительный документ полного исчезновения суровой крестьянской цивилизации. Кому предъявить?!
А вот на этот вопрос отвечать уже нам.