Доктор Воробьев знает, что говорит. Ежегодно в компании своих единомышленников он совершает на внедорожниках автопробеги «За справедливое здравоохранение» через всю страну — из Москвы на Ямал, по бездорожью БАМа, на Сахалин, Байкал, Магадан. Во время таких пробегов команда наглядно убедилась, что проблемами здравоохранения в населенных пунктах, удаленных или отрезанных из-за бездорожья от районных больниц, Минздрав занимается недостаточно. Всюду неустроенность, нехватка специалистов, их нищенские зарплаты и отсутствие жизненно необходимых лекарств.
Идея, как малой кровью исправить ситуацию, родилась у Павла Воробьева несколько лет назад. Команда профессора предложила простую и недорогую систему диагностики и ведения хронических больных, основанную на искусственном интеллекте — MeDiCase. Помощь для внедрения этой системы оказывает фонд Елены и Геннадия Тимченко, занимающийся социальными и медицинскими проблемами пожилых людей. Суть системы проста, обращение с ней доступно любому человеку, не имеющему специального образования.
MeDiCase — это антиударный и водонепроницаемый чемоданчик, в котором поместились смартфон с установленным программным продуктом и приборы для фиксации биологических параметров человека. Кейс и его содержимое разработаны экспертами МГНОТ и после успешных испытаний сертифицированы. Помощь в комплектации оказали компании производителей «начинки» кейсов AND и Вayer (Ascensia). В набор входят: тонометр — измеритель артериального давления, измеритель уровня кислорода в крови, термометр, глюкометр — измеритель уровня сахара в крови, пистолет–прокалыватель пальца для взятия пробы крови на сахар и тест-полоски, дезинфицирующие салфетки, зарядное устройство для смартфона, запасные батарейки для приборов. Простенький, казалось бы, набор, но в сочетании с программным продуктом, заложенным в смартфоне, он позволяет провести профилактический опрос для составления предварительного заключения о состоянии здоровья пациента и даже качества его жизни. Кроме того, программа позволяет определить, где человек ошибается в оценке своего состояния, скрывает ли симптомы болезни или выдумывает их. Результаты опроса немедленно отсылаются в консультационно-аналитический локальный центр районной больницы, и врач принимает решение, как помочь больному. Казалось бы, все просто — раздай кейсы доверенным лицам, обучи их работе с ними (обучение занимает не более 10–15 минут) и принимай решение. Но все оказалось не так просто.
Во-первых, нужно, чтобы в деревне работала сотовая связь. Во-вторых, — получить согласие представителя «домового хозяйства» (пункта первой помощи в сельской местности). И третье, как оказалось, самое сложное — сломать косность мышления местных медиков. Да еще деньги: плата за связь, расходные материалы…
Решением этих вопросов и занималась в Пряжинском районе Республики Карелия команда профессора Воробьева. И, надо отметить, весьма удачно. Кейсы нашли своих хозяев, мало того — два человека по их показаниям были срочно госпитализированы.
В своих командировках профессор Воробьев ведет путевые записки, некоторые страницы которых мы предлагаем вниманию наших читателей.
Развивая проект MeDiCase, мы проехали пять районов Карелии, в которых передали наши чудо-кейсы в 13 населенных пунктов. У местных медработников было много вопросов и скепсиса. Один из самых далеких райцентров устами главного врача озвучил: они на 100% выполняют все, что приходит им сверху. А тут мы — с какой-то статистикой и недремлющим внешним надзирающим оком.
Первые же встречи в районных больницах показали, что наши опасения были обоснованы. Нас убеждали, что в деревнях нет связи, и потому проект не сможет работать. Однако, приехав на место, выяснялось, что связь там вполне устойчивая. Самое активное сопротивление мы ощутили в Медвежьегорске. Там только что поменялся главный врач, а исполняющая его обязанности была полна активного неприятия проекта. Кончилось тем, что она наотрез отказалась подписать акты передачи в больницу двух кейсов. Пришлось задействовать Минздрав, что, в общем, не очень здорово. Тем не менее, мелкопоместной дамой были найдены формальные причины, по которым она-таки отказалась от подписания договора.
Мы посетили поселок Каменный Бор в Сегежском районе Карелии: это зона сплошных исправительных колоний. Общее впечатление — крайняя убогость, колонии окружены деревянными заборами из воткнутых в землю посеревших, заостренных на концах досок, которые остались, видимо, с 1930-х годов. Зато ББК — Беломоро-Балтийский канал — вполне свеж, покрашен и производит впечатление рабочего. Но ни разу не видели мы тут кораблей. Вспоминаю рассказы конца 60-х — начала 70-х годов, что по ББК провозили скрытно подлодки, собранные на верфях в Сормово и отправляющиеся на службу в северные моря. Но атомные лодки тут точно не пройдут, они слишком большие, может, разговор шел про дизельные, маленькие. Повторюсь: вживую барж или еще чего мы не видели.
В этом году в Карелии была высокая вода, и многочисленные реки, перегороженные для подпитки канала, переполнены. Идет сброс воды через плотины вдоль канала: красивое зрелище водопада в Воицком падуне. Параллельно каналу идет каскад запруженных рек и небольших гидроэлектростанций, питающих алюминиевый завод в поселке Надвоицы. Собственно, поселок Каменный Бор — центр этого энергетического каскада. Сам завод вроде как банкрот, но на мой взгляд, жизнь в нем идет, более того, готовится площадка для нового строительства. Сказать, что «ужас-ужас», не получается. Поселок большой, много хрущоб, двух-, трехэтажных домов 1930–50-х годов. Здесь есть своя поликлиника — остатки медсанчасти. А когда-то поселок Надвоицы был столицей строящегося Беломоро-Балтийского канала: он находится в середине этого хода. Напротив, за каналом, на высоком берегу над озером — старинная деревня, тоже Надвоицы. Здесь живет человек 15–16 местных, но много дачников. Стоит памятник борцам с английскими интервентами: таких мы уже видели несколько. От названия деревни, видимо, получили свое имя и станция железной дороги, и поселок.
Фельдшерско-акушерский пункт (ФАП) в Каменном Бору располагается на первом этаже жилого дома в помещении бывшей амбулатории комнаток на 5–6. Пока не топят: сыро и холодно. Прием ведется в одной комнатке с предбанничком. Все миниатюрное. Есть электронные весы для взрослых и детей, электронный ростомер: важнейшие медицинские устройства, привет из первой половины прошлого века.
Вызвали ответственную «домового хозяйства» из поселка Верхний, благо до него рукой подать. Быстро обучили работе с кейсом. На прием как раз пришла молодая девушка, на ней и потренировались. Обнаружилось: выраженная астма (курит по пачке в день), гипертония, суставной синдром, напоминающий ревматоидный артрит. Выходя, увидели, что девушка плачет: у нее, кроме всего прочего, выраженный депрессивный фон. Он тут у всех. На улице ко мне подошла ее мать и стала говорить, что медицины тут нет, экология жуткая, все болеют и на это никто не обращает внимания.
Что касается экологии — тут чудовищные загрязнения среды и питьевой воды от алюминиевого завода.
Едем в Попов Порог. Предполагалось, что живущий тут фельдшер будет координировать работу двух «домовых хозяйств». От трассы до поселка 28 км через железную дорогу на Мурманск и реку Себежа. Дорога относительно ровная, без грязи и больших луж, но двигаться по ней можно только со скоростью 20–30 км в час. Поселок стоит рядом с плотиной на Себеже, которая собирает воду для каскада гидроэлектростанций и работы ББК. На водохранилище расположено форелевое хозяйство компании «Русское море». Это не первое форелевое хозяйство тут, однако рыбу в местных магазинах не продают. Видимо, все идет в Москву и Питер.
В поселке постоянно живет человек 200. Прописано больше, но на мой вопрос, сколько, ответ был уклончивый. Опять «мертвые души». Тут по деревням они повсюду. ФАП в поселке сгорел несколько лет назад, и леспромхоз отдал под него небольшой щитосборный домик: две комнаты, большая прихожая-зала, и опять электронные весы и ростомер. Сама фельдшер по образованию медицинская сестра, получает зарплату 20 тысяч, которая включает и половину ставки за уборку, и деньги за продажу лекарств.
А в это время вторая бригада сражалась со скепсисом в Пудоже. Там врачи встретили кейсы в штыки. Ради хохмы дали провести обследование молодого парня-программиста. Компьютер предположил у него наличие опухоли мозга. Начались смешки: мол, теперь нас завалят работой и глупостями. Опухоль мозга у здорового человека, ха-ха. Однако, поговорив с парнем, удалось выяснить, что ему такой диагноз невролог ставил, и только что он обследовался по этому поводу в Петрозаводске, где опухоль исключили только с помощью МРТ. Скептикам пришлось прикусить языки. Но, тем не менее, кейсы остались нерозданными.
На следующий день мы снова разъехались: наша команда направилась в Кондопогу, вторая бригада — в Пряжу.
В Кондопоге мероприятие прошло достаточно гладко: народу собралось много, были корреспонденты из Москвы и местные. Провели тренировочное обследование, пообщались с представителем Минздрава Республики Карелии, отвечающим за реализацию проекта.
Бывший начальник пожарной части Кондопоги, поджарый и активный мужик, рассказал несколько последних эпизодов общения с медициной. Ему регулярно нужно получать медицинскую справку на права для вождения грузового транспорта. Для получения этой справки его заставляют пройти флюорографию, естественно — за свои деньги. А для получения справки на оружие надо — внимание! — пройти электроэнцефалографию и МРТ головного мозга. И опять — не бесплатно. Последнее удовольствие — более 2,5 тысяч рублей. Без МРТ и ЭЭГ психиатр не может оценить его психическое состояние, и выдать справку о том, что на учете человек не состоит. Назвать это бредом — язык не поворачивается, скорее массовое вымогательство. На этом теперь и стоит/живет медицина.
Из Кондопоги мы поехали назад в деревню Белая Гора, расположенную в 5 км от деревни Тивдии, где находится ФАП и живет довольно много народа. В Белой Горе человек пятнадцать остаются на зиму, остальные живут только летом. Огород, бортничество и рыбалка — основные источники местного благосостояния.
Наша спутница из Белгородчины. Она еще в начале 1960-х решила учиться в столице, но, у нее, как у колхозницы, не было паспорта. И хотя в училище ее приняли, но недремлющее око увидело сие безобразие, и она оказалась замужем тут, в Белой Горе. Прожила здесь всю жизнь, воспитав детей и внуков. Дама весьма активна, занимается рыбалкой, водит снегоход. Живет она в старинной избе XIX века напротив разрушающейся церкви, которая простояла всю советскую власть, но недавно была подвергнута снятию крыши одним местным варваром, после чего начала рассыпаться. Восстановлению не подлежит. Во всяком случае, ни у кого до этого не доходят руки.
Вторая бригада оказалась неожиданно для себя на Сям-озере, на котором год назад погибли дети. Оно считается опасным, там регулярно налетают шквалы, переворачивающие лодки. Люди гибнут постоянно. И чего занесло туда горе-педагогов, если можно их назвать «педагогами». Сегодня на месте лагеря лишь цветы и венки.
Мы провели первый осмотр пациентки и сразу выявили необходимость срочной госпитализации. Но больная отказалась. С одышкой, ночной стенокардией — не привыкли деревенские жаловаться и бегать по больницам, их отношение к медицине более чем скептическое.
В целом, впечатление от этой поездки осталось весьма негативное. Никому ничего не надо, любой разговор начинается и заканчивается вопросом про деньги. Все раздражены друг другом, ни о какой корпоративной солидарности речи нет. Медицинские работники настороженно относятся к больным, те, в свою очередь, — к медработникам. Два воюющих клана. Но ясно — так новую медицину не построишь. Деревня перемелет любой самый перспективный проект. Да и не очень-то на нее — деревню — обращают внимание и решают ее проблемы. Из столицы развалюх не видно…
